Антон Кулаков - Королевские иллюзии[СИ]
Самолет разорвало на тысячи кусков — их раскидало на несколько метров в разные стороны…
Альваро пришел в себя. Он лежал на земле под раскидистым кустом. Удивительно, но на его теле не было ни единого синяка! Невдалеке от него под таким же кустом полулежала Вихия. Он подошел к ней и подал ей руку:
— Где Италия? — сказал он.
— Я здесь, — послышалось откуда–то сверху, — я на дереве!
Альваро и Вихия взглянули наверх — действительно! Италия сидела на ветке дерева.
— Я сейчас спущусь! Со мной все в порядке.
— Это странно, — произнес Альваро, — никаких серьезных повреждений, у меня складывается впечатление, что нас хотели поймать в ловушку.
— Что за глупости, — сказала Вихия, — я так не думаю. Надо идти к ближайшему населенному пункту.
— Секунду, надо сориентироваться, — сказал Альваро.
— Что там ориентироваться, — поселок там, — Италия указала направление, я видела его с дерева.
— Отлично, тогда пошли!
Они отправились в путь по лесу к поселку, который видела Италия. Вскоре они вышли к берегу реки. Вдоль берега широкой полосой тянулась дорога.
Довольные они пошли по дороге, а Италия запела.
Em canto negro rato conduziu descansos de brincadeira
Novamente nuclearу explosгo move braзos de бrvores.
Lasca de garrafas e pedras novamente queda em chгo
Eu construнa cidade de os e descansos de papel.
Olho, como este desnecessбri luz й,
Te olhas, aperfeiзoar yes, olhar e escutar meu delнrio
Te olhas como embaixo aperfeiзфo atй teto nuvens boiamos,
Te contavas de maneira que nгo acontece — Senгo eu vi lhe!
E apуs porta de meu medida chov quedas.
E em janelas sem copos amarel poeira abate
Obscuridades foram ida em calad espelho gemido
E chгo, curvava por cobra, sobe up.
Olho, como este desnecessбri luz й,
Te olhas, aperfeiзoar sim olhar around e escutar meu delнrio
Te olhas como embaixo aperfeiзфo atй teto nuvens boiamos,
Te contavas de maneira que nгo acontece — Senгo eu vi lhe!
(В углу серой мышью забились остатки веселья
Снова атомный взрыв шевелит ветки деревьев.
Снова падают на пол осколки бутылок и камни
Я построю город из них и обрывков бумаги.
Посмотри, как смешно расстилается этот ненужный свет,
Ты лучше смотри, да, смотри вокруг и не слушай мой бред
Ты лучше смотри как под потолком плывут облака,
Ты скажешь так не бывает–но я видела это сама!
А за дверью моего измерения падает дождь.
И в окна без стекол падает желтая пыль
Тени собрались в беззвучный зеркальный стон
И земля, извиваясь змеей, поднимается ввысь — порт)
— Откуда ты знаешь португальский, — спросила Вихия.
— Твой брат меня обучил, — ответила Италия.
— Успешно?
, — Альваро намеренно произнес — А разве не видно ее имя в португальском варианте «Выржинья», — ее обычно это бесило.
— (Черт! — порт)Теперь вижу, — прошипела Вихия, —
— А вот и поселок! — сказал Альваро
— Я вижу название, — сказала Вихия, — Сан — Индепенсиа, давай здесь останемся.
Вихия не заметила, как подозрительно посмотрели на нее Италия и Альваро.
14. Приключения в индейском посёлке
Италия, Альваро и Вихия вошли в посёлок Сан — Индепенсиа спустя полтора часа после взрыва самолёта. Поскольку весь багаж, что был с ними практически не пострадал, и его удалось отыскать достаточно быстро — местные жители с восторгом приняли троих людей с большой земли. Они остановились в маленькой гостинице под названием «Гремио», ее хозяином был дон Сесар Рекальо — симпатичный старикашка, который любит выпить пивка в местном баре «У Инаилли» — типичный представитель подобных поселков на Ориноко.
Инаиллия — хозяйка красивого бара на берегу реки. Молодая женщина. Она рано овдовела и теперь пустила свои корни в Сан — Индепенсиа…
А, и еще Рикардо Пуэрабло — местный колдун и знахарь, на которого сразу запала Италия. В первый вечер они просто смотрели друг на друга через стол, а потом начались танцы. Рикардо проследовал к Италии и произнес:
— Не соблаговолит ли сеньорита станцевать со мной?
— С превеликим удовольствием! — сказала Италия.
Они вышли на танцпол и начали медленный танец:
— Скоро Новый год, — сказал Рикардо.
— Какой ужас, придется встречать его здесь, — фыркнула Италия.
— Вам не нравится наш посёлок?
— Нет, почему, он очень мил, однако мне очень хотелось встретить Новый год на яхте, как мы собирались.
— Уверяю тебя, — Рикардо и сам не заметил, как перешёл на «ты», — тебе понравится.
— А мы давно на Ты?
— С этого самого момента, — сказал Рикардо и поцеловал Италию.
Сначала секунды три Италия анализировала, причем долго и упорно, скурпулезно раскладывая по полочкам только что случившееся событие. «Ну и Ну» подумала Италия, «мужики на меня липнут как мухи на мед, а я даже залететь не успела».
— Кстати об искусстве, — сладко протянула Италия и посмотрела на Рикардо глупым взглядом.
— Что ты сказала, — удивленно взглянул на нее Рикардо.
— Ничего, — сказал Италия, и рухнула в обморок.
Её перетащили в гостиницу, Альваро носился вокруг сестры как сиделка. Когда она пришла в себя, то первым делом увидела перепугавшегося Альваро…
А тем временем дон Сесар Рекальо вел разговор по телефону с неизвестной персоной:
— Да, Хозяин, они уже здесь. Нет, ни одной царапинки. И что. Ждать? Эта Италия загуляла с Рикардо. Как я смогу это сделать, у нее сегодня был обморок, похоже, что девушка беременна. Ну уж этого я точно вам не скажу. Хорошо, позвоню, когда будут новости…
ИЗ СТАРОЙ ТЕТРАДИ АЛЬВАРО
Я родился под конец Нового времени, незадолго до первых примет возвращения средневековья, под знаком Стрельца (в ночь с 31 февраля на 31 июня), в благотворных лучах Юпитера. Рождение мое совершилось ранним вечером в теплый июльский день- я помню, то что он был теплый, потому что все телки ходили вокруг инкубатора в одном белье, и температура этого часа есть та самая, которую я любил и бессознательно искал всю мою жизнь и отсутствие которой воспринимал, как лишение(еще бы- чем лицезреть красоток в манто, лучше смотреть на пленэр нудистов). Никогда не мог я жить в холодных странах, и все добровольно предпринятые странствия моей жизни направлялись на юг (особенно когда дело доходило до горизонтального общения в замкнутом пространстве три на четыре — в этом я был мастером). Я был ребенком благочестивых родителей(знали бы они!), которых любил нежно(нежность это такое растяжимое понятие) и любил бы еще нежнее(да, я их так любил, они наверное от ужаса скончались бы на месте если бы поняли всё сразу), если бы меня уже весьма рано не позаботились ознакомить с четвертой заповедью- с пятого года жизни все происходило без них, мои нежно любимые родители раздобыли у какого–то канальи крылья, улетели в неизвестном направлении, а меня в люльке подсунули в синагогу! Горе в том, что заповеди, сколь бы правильны, сколь бы благостны по своему смыслу они ни были, неизменно оказывали на меня худое действие (в десять лет я накормил раввина пургеном и после этого, он простив мне все грехи улетел следом за моими родителями); будучи по натуре агнцем и уступчивым, словно мыльный пузырь, я перед лицом заповедей любого рода всегда выказывал себя строптивым, особенно в юности(помнится однажды вечером сидел я на крыше- а снизу все чего–то бегали и суетились, лишь потом до меня допрело- они боялись, что я упаду). Стоило мне услышать «ты должен», как во мне все переворачивалось и я снова становился неисправим(Одна учил–ка по химии сказала мне что я должен знать химию на пять- после купания в ванной с олеумом она больше не говорила всякие глупости, да я больше и не помню ее после того случая с ванной- она орала как резанная). Нетрудно представить себе, что свойство это нанесло немалый урон моему преуспеянию в школе (Меня исключили за развратные действия по отношению к техническому персоналу). Правда, учителя наши сообщали нам на уроках по забавному предмету, именовавшемуся всемирной историей(он назывался так, а его настоящее название было- половое воспитание, мы проходили римских императоров и их оргии, одну из них мы даже инсценировали, после чего 6 преподавателей умерло от сепсиса), что мир всегда был ведом, правим и обновляем такими людьми(с ударением на такими), которые сами творили себе собственный закон и восставали против готовых законов, и мы слышали, будто люди эти достойны почтения (я их уважаю, не больше чем технический персонал); но ведь это было такой же ложью, как и все остальное преподавание, ибо, стоило одному из нас по добрым или дурным побудительным причинам в один прекрасный день набраться храбрости и восстать против какой–либо заповеди или хотя бы против глупой привычки или моды — и его отнюдь не почитали, не ставили нам в пример, но наказывали, поднимали на смех и обрушивали на него трусливую мощь преподавательского насилия(но я не был идиотом- у меня имелся календарь, с фоками наших учило без нижнего белья, когда этот календарь увидела директриса, с ней случился инфаркт и она отбросила рога и копыта)По счастью, еще до начала школьных годов мне удалось выучиться самому важному и незаменимому для жизни: мои пять чувств были бодрственны, остры и тонки, я мог на них положиться и ждать себе от них много радости(ах, как мы с ними шалили!!!), и, если позднее я безнадежно поддался приманкам метафизики и временами даже налагал на свои чувства пост и держал их в черном теле, все же атмосфера развитой чувственной впечатлительности, особенно по части зрения и слуха, никогда не покидала меня и явственно играет свою роль и в мире моего мышления, каким бы абстрактным этот мир подчас ни казался…
